Екатерина Васильева: "До конца буду каяться..."

- Екатерина Сергеевна, на открытии фестиваля "Золотой витязь" вы сказали, что родом из Кургана. Хотя в биографии написано другое, - сказала я, дождавшись, когда Васильева завершит крестную молитву, без которой не начинает ни одно дело.

- Действительно, я коренная москвичка. А в Кургане - мои корни по отцовской линии. Я и брат мой Антон Сергеевич часто там бываем. Кстати, брат сейчас тоже в Челябинске. Он в конкурсе документальных фильмов представляет первую серию своей четырехсерийной картины "Гитлер. Сталин. Рузвельт. Черчилль", которая недавно с большим успехом шла по ОРТ. Род Васильевых в Кургане был одним из самых известных и богатых. До сих пор мой отец является (теперь уже посмертно) почетным гражданином Кургана, есть улица его имени. Сергей Васильев был известным поэтом. Многие его стихи и поэма "Город моего детства" посвящены Кургану. Сохранилась наша усадьба и наш дом родовой. А по материнской линии я Макаренко.

- И, как известно, внучатая племянница легендарного Антона Макаренко.

- Да. Фамилия громкая, от нее никуда не скроешься.

- Гены с обеих сторон в себе ощущаете?

- Да-да-да! Хотя это разные гены и разные темпераменты. Когда была маленькой, во всех анкетах писала, что я украинка. Безумно любила маму, ведь для ребенка мама - весь мир. Поэтому хотела быть украинкой и танцевала гопака в школе. У мамы сохранился настоящий национальный костюм с ленточками, с фартучком, сшитый бабушкой. Я в нем была самая нарядная. Все лето я проводила на Украине, под Харьковом, в деревне Люботень. У нас в доме часто бывали коммунары. Когда "Золотой витязь" проходил в Киеве, мы плавали на теплоходе и побывали на родине Антона и Виталия Макаренко в Кременчуге. Нас там встречали необыкновенно! В моем возрасте от таких сильных впечатлений невозможно сдержать слезы, они текут рекой. А когда приехала первый раз в Курган уже в зрелом возрасте, потому что прежде непозволительно спокойно относилась к моим курганским корням, со мною случилось что-то невообразимое. Я рыдала на могиле у бабушки и в доме, который мне показался столь родным, будто я там выросла. Сейчас там кукольный театр, еще какие-то учреждения, а остальные дома моих предков были уничтожены. Я с волнением ходила по этим скрипящим половицам, прижималась к изразцовой печке, гладила дверные ручки... Ведь все это когда-то видели мои дед и бабка. Мне было бесконечно жаль их. Дед Александр Васильев был старостой храма, один из самых уважаемых и почетных граждан города. Он много благотворил. Его и бабушку расстреляли большевики. Дети, их было шестеро, спрятались от расстрела, их, как ни странно, не нашли, они выжили. Сережа, отец мой, был самым маленьким среди них. Все попали в сиротский дом, потом их переправили в Москву. Старшие сестры его вырастили. А когда он стал очень известным (пожалуй, одним из самых популярных поэтов в Москве довоенного и послевоенного времени), он их всех обеспечивал, холил, лелеял.

- Вы как-то сказали, что по ощущениям живете как будто бы в другой стране. Стало быть, и в другой жизни?

- Конечно. Рубежом стало мое воцерковление, встреча с духовным отцом, приход в церковь. В 1978 году я крестилась, мне было 33 года. Я скорблю, когда вижу, что люди проходят мимо самого главного. Пока они не выстроят своего отношения с Господом, ничего в их жизни не сложится. А для этого нужен труд, хотя бы минимальный поначалу. Пойти в храм, прочитать Евангелие, просто узнать, что это такое, понять, что ты генетически православный. А как без веры, не имея помощи свыше, справляться со скорбями, болезнями, потерей близких, непослушанием детей, неизбежной старостью родителей? В какой-то момент начинаешь понимать свое бессилие и приходишь к Богу. Меня часто об этом спрашивают журналисты, что весьма странно в православной стране. "Как вы пришли?" Мы не пришли, а возвращаемся. У страны, которая обладала первым правом православной веры (это даже не страна, а православная цивилизация), было отнято самое главное, стержневое - вера в Бога. Мы возвращаемся к ней. Вообще-то я не собиралась афишировать свою новую жизнь, но публичным людям трудно оставаться в тени. Если б моя воля человеческая, то вообще бы ни с кем не разговаривала, но по послушанию своего духовного отца даю интервью. Поскольку в нашем обществе до сих пор мало места проповеди, то батюшка считает, что и моя жалкая речь в какой-то мере является проповедью.

- А как же ваша прошлая жизнь? Вы же не можете перечеркнуть ее!

- Разумеется, перечеркнуть не могу. Что было, то было. Но человек, который начинает жить по заповедям Божьим, меняет свою жизнь со знака минус на знак плюс. Он сам постепенно должен измениться, чем больше, тем дальше продвигаясь в духовной жизни. Измениться, начиная с внешности, одежды, походки, голоса, манеры поведения, не говоря уж о внутреннем содержании. Я отказываюсь от прежней жизни в духовном смысле. Она греховна, пропитана нарушением заповедей Божьих. Необходимо покаяние, потому что очень мало я могу найти в прежней жизни поступков, которые бы соответствовали Божьему замыслу обо мне. Я большая грешница. Нарушала все заповеди Божьи и продолжаю, хотя и в меньшей степени. Мелкие грехи очень глубоко сидят в человеке. Чревоугодие, гордыня, зависть, осуждение, гневливость, раздражительность. Их невероятно трудно изжить. В борьбе с ними происходит вся жизнь христианина. Люди, которые сталкиваются с этим и пугаются необходимости аскетики, отходят. Люди, которые вникают глубже и понимают, что речь идет о спасении души, и веруют, что жизнь наша земная лишь экзамен перед жизнью загробной, идут дальше. Не могут халатно относиться к своей жизни и жизни своих близких. Если бы я отказалась от прежней жизни окончательно, то ушла бы в монастырь. На это нет благословения батюшки. Жить без благословения - гибельный путь. Можно погибнуть в монастыре, можно спастись в миру. Но я никогда не была в монастыре, как писалось обо мне в СМИ. Журналисты, видимо, были столь неграмотны, не потрудились открыть катехизис, чтобы отличить монастырь от храма. Сын у меня, слава Богу, стал священником, это для меня не то что утешение, это - милость Божия и чудо, которое произошло в нашей семье. У меня четверо внуков, и я счастлива своей семьей и своим участием в качестве казначея в жизни храма, настоятелем которого является мой духовный отец. По мере сил стараюсь нести слово Божие.

- И свою актерскую профессию вы продолжаете с благословения?

- Естественно. Какое-то время не работала. Но поскольку страдал бюджет моей семьи, не хватало денег на житье, батюшка меня благословил очень легко на антрепризу. Сначала мне предложили "Игры женщин", которые сочинил и поставил Кшиштоф Занусси. Так я вернулась к профессии. Еще играла у Олега Меньшикова в "Горе от ума". Сейчас играем чеховский спектакль, который недавно привозили в Челябинск. Он очень достойный. Я слежу, чтобы не навредить зрителям пошлостью, сомнительными вещами. Творческие люди ответственны за это. Как сказано в Евангелии: не может соблазн прийти в мир, но горе тому человеку, через которого соблазн приходит в мир. Мне хотелось бы играть роли небольшие, чтобы они не отрывали меня от храма и семьи надолго.

- Такие, как в телесериале "Участок"?

- Да. Замечательный фильм! Я очень люблю эту роль. Хотя мне Сережа Соловьев позвонил и сказал: "Ты с ума сошла, что ты делаешь, ты еще молодая, зачем себя уродуешь и старишь!" Но для меня совершенно не важно, как я выгляжу. Важна суть. Таким же образом я согласилась играть пожилую героиню в фильме Олега Янковского "Приходи на меня посмотреть". Таких предложений, к сожалению, мало. Нравственных картин вообще недостаточно. Не без удовольствия снялась в восьмисерийном фильме "Легенда о Тампуке". Это очень смешная комедия, такой давно не было на экране, и я не стыжусь своей роли. Зрители смеялись от души. Сейчас играю в "Анне Карениной" небольшую роль матери Вронского. Фильм снимает Сергей Соловьев.

- Значит, с ним, вашим первым мужем, вы поддерживаете отношения?

- Да!

- О, он о вас с таким восторгом писал! Вспоминал вас как светскую львицу, которая кружила головы всем мужчинам Москвы. И второй ваш муж, отец вашего сына, тоже личность знаковая.

- Ну, конечно, это же известный драматург Михаил Рощин! Да, у меня были замечательные мужья. Жалко, что их было двое, а не кто-то из них один. Это все грехи, в которых надо каяться.

- А теперь вы никогда не выйдете замуж?

- О чем вы говорите! Мне, Бог даст, в августе исполнится 60 лет. Я старая женщина.

- Старая?

- Конечно. Хочу себя ощущать на столько, сколько мне есть. У меня действительно очень почтенный возраст. Не хотелось бы уподобляться артисткам, которые молодятся, делая вид, что им не 60, а 59. Нужно чувствовать себя на столько, как Господь дает. Возьмите классическую русскую литературу. "Вошла старая (не пожилая, заметьте, а старая!) женщина 60 лет". А что изменилось от того, что мы стали делать подтяжки, макияж и худеть, как сумасшедшие? Ничего! Возраст-то от этого не меняется, внуки называют меня бабушкой. Хорошо или плохо человек выглядит - на все воля Божья. Вот Богу угодно, чтобы я именно так выглядела и не худела, а кому-то он дает по-другому.

- Но вы все равно заботитесь о своем внешнем виде чисто по-женски. Красивый наряд, хоть и закрытый. Чувствую аромат духов. По-моему, "Сальвадор Дали"?

- Нет, "Шанель". Ну, это, знаете ли, совсем чуть-чуть. Я все-таки нахожусь на светском мероприятии. Какую-то дань среде надо отдавать. Зачем искушать окружающих, чтобы они лишний раз сказали: "Вон она сидит там вся в черном". Тогда не езди на фестивали! Но я бы на другой и не поехала. А от предложения Коли Бурляева не могла отказаться. Я здесь с благословения батюшки, разумеется. Впервые несу такую ответственность - быть председателем жюри художественных фильмов. Вообще-то я оканчивала ВГИК, раньше очень любила кино и много знала о нем. Вращалась в этой среде вместе с мужем Сережей Соловьевым. Даже сама однажды написала киносценарий, который приняли на "Мосфильме", но не поставили по определенным причинам. То есть кое-что понимаю в кино, хотя не так, как киноведы. Но есть же помимо навыков цеховых еще и душа. Мне важнее всего не как сделан фильм, а его содержание.

- А помимо фестиваля вы фильмы смотрите?

- Мало и редко. Телевизора у нас нет. Сын мой, отец Дмитрий, считает, что это очень вредно для детей. Они смотрят только иногда мультики, и то старые российские. Старшую мою внучку зовут Праскева, ей семь лет, оканчивает первый класс православной гимназии. Младшему Серафиму будет два. Еще у нас Федор и Агафья. Мы живем все вместе, одной семьей.

- У вас какой-то особый уклад?

- Конечно. Живем по церковному календарю. В доме священника все подчинено его служению, а служит он почти ежедневно. Сейчас он местоблюститель храма нового, который мы отбирали очень долго у Музея изобразительных искусств имени Пушкина. И отец Дмитрий стал постоянным служащим в этом храме. У него огромное количество забот: храм надо реконструировать, деньги нужны.

- Вы помогаете?

- Естественно. Помогает вся семья. Матушка, то есть супруга моего сына, занимается только детьми. Мое на них влияние корректируется мнением родителей. Я не смею привносить свои замечания. Да у нас и нет расхождений. Мы уже слишком давно в церкви, чтобы у нас были разные точки зрения. Раньше, в моей прежней жизни, мне было бы опасно доверять детей, из них могли бы вырасти совсем другие люди. В храме дети чувствуют себя, как дома. Это их среда обитания. У нас дома бывает много людей, дети привыкли к тому, что у нас постоянное многолюдие, чаепитие. К батюшке приходят исповедаться, беседовать, дети внимают всем этим разговорам. У нас молодой приход, много детей, и они все очень дружно и весело общаются.

- Представляю, как ваша душа радуется всему этому.

- Думаю, даже не представляете, как!

Лидия Садчикова

© 2006 Copyright by ekaterina-vasilyeva.narod.ru